В ночь на 6 ноября в Москве у подъезда собственного дома был жестоко избит журналист "Коммерсанта" Олег Кашин. С тяжелыми травмами он был госпитализирован и в течение нескольких дней находился в состоянии искусственной комы. На момент сдачи номера "Денег" в печать состояние нашего коллеги оценивалось как стабильно тяжелое.

Дело получило огромный общественный резонанс. На Петровке у здания ГУВД Москвы прошел стихийный митинг в поддержку Олега Кашина, на который собралось более 100 журналистов и общественных деятелей. Президент России Дмитрий Медведев отдал распоряжения генпрокурору Юрию Чайке и главе МВД Рашиду Нургалиеву взять расследование под личный контроль, пообещав, что преступник "будет наказан независимо от его положения, его места в общественной системе координат, независимо от других его заслуг, если таковые есть". Госдепартамент США выступил со специальным заявлением по поводу избиения корреспондента "Коммерсанта", довести расследование до конца призвала правозащитная организация Amnesty International.

Следственный комитет при прокуратуре РФ считает, что основными мотивами преступления являются профессиональная деятельность Олега Кашина и его гражданская позиция, которую он высказывал в интернете.

Однако беспрецедентная реакция на избиение журналиста не остановила поднявшуюся в обществе волну недовольства тем, как сегодня обеспечивается безопасность граждан.

Борис Немцов, один из лидеров коалиции "За Россию без произвола и коррупции":

-- Нет. На меня постоянно нападают сурковские (Владислав Сурков, замглавы администрации президента.-- "Деньги") хунвейбины. Последний раз пытались напасть 4 ноября, в День единства и согласия, в книжном магазине в Питере. До этого в Хакасии, еще раньше -- в Иваново, в Иркутске. В Сочи плескали в глаза нашатырный спирт. В Твери... А инсталляция на Селигере, где меня изобразили в нацистской форме, и потом этот портрет топтали ногами? Ну и как я могу чувствовать себя в безопасности? Другое дело, что я их не сильно боюсь и могу в случае чего дать в морду. Но ведь они нападают сзади, исподтишка.

Андрей Ананов, президент компании "Русское ювелирное искусство":

-- В нашей стране никто никогда не чувствовал себя в безопасности. В том числе и я. Все законы, по которым мы живем, написаны с неким люфтом. Это выгодно как властям, дабы всегда найти повод отправить в тюрьму несговорчивых людей, так и некоторым категориям граждан, которые успешно обходят все правила. Мы живем в криминализированной стране, где больше всего разъедены преступностью силовые структуры. Отсюда беспредел, коррупция, бандитизм, мешающие людям чувствовать себя спокойно. Им остается только тихо отсиживаться за печкой. Я открыл свой бизнес в 1990-х и все ждал, когда же ко мне придут бандиты. Пришли, но не тронули, выказав уважение за то, что я своими руками с нуля создал бизнес. Чтобы тебя никто не тронул, нужно четко следовать трем правилам: не будь жадным, не кидай подельников и будь порядочным человеком.

Александр Лебедев, совладелец Национальной резервной корпорации:

-- Если даже Лужков с женой не чувствуют себя в безопасности, то что уж говорить обо мне? Особенно с учетом "маски-шоу" в моем банке.

Дмитрий Быков, журналист, писатель:

-- Нет, но безопасность и не принадлежит к числу моих приоритетов. Чувствовать себя в полной безопасности в нынешней России значило бы принадлежать к корпоративному меньшинству. В безопасности себя не чувствует никто. Я несколько раз становился мишенью различных нападений, слава Богу, остался жив. Но все же главная опасность для меня сегодня заключается в том, что постоянно сужается профессиональное поле: закрываются программы, прекращаются издания, не нужны серьезные книги, сокращается школьная программа... Я постоянно чувствую себя вытесняемым. Как правильно однажды сказала Светлана Сорокина, главное преимущество русской жизни в постоянном пребывании начеку, в постоянном интенсивном тренинге мозга, поэтому нам угрожает, может быть, инфаркт, но не угрожает Альцгеймер. Чувство опасности вырабатывает и чувство солидарности, боеготовности и массу других полезных эмоций. И случай с избиением Олега Кашина лучше всего это показал. Самые разные люди объединились в сочувствии, и оказалось, что в душе все мы остаемся довольно приличными людьми.

Дмитрий Потапенко, управляющий партнер компании Management Development Group Inc.:

-- В этой стране я себя никогда в безопасности не чувствовал. А тут еще в какой-то станице вырезают семью со всеми гостями, в количестве двенадцати человек, и журналистов в столице избивают до полусмерти. Государство, все его органы и есть объект, от которого исходит опасность. А государство еще и не дает мне права защищаться и носить оружие. Правда, чтобы меня избить, нужно не два, а четыре отморозка, и троих я бы сумел положить. А за бизнес я боюсь меньше, я же продаю услуги. Если бы моя профессия была связана с нефтью, вы бы уже давно обо мне написали в некрологе.

Юлия Латынина, журналист:

-- Как ответ на этот вопрос я вспоминаю выдержку из протокола, которую мне пришлось увидеть в красноярском РУБОПе: "Покойный был гражданином России, других повреждений на теле не обнаружено". Опасно быть гражданином России. Причем вне зависимости от профессиональной принадлежности. Если на Ленинском проспекте меня протаранит "Мерседес" вице-президента ЛУКОЙЛа, это ведь не будет иметь никакого отношения к тому, что я журналист. В нашей стране опасно везде, но мы вполне способны построить и другую Россию. Я недавно была в Эстонии, в Нарве, где 95% русского населения смотрят "Первый канал", являются безработными и голосуют за местных союзников "Единой России". Но у них менты не совершают преступлений, а преступления граждан очень быстро раскрываются. Там если власть хочет, чтобы полиция работала, то полиция работает. Поставьте главу грузинского МВД на место главы российского МВД, и через два года все будет хорошо.

Илья Яшин, сопредседатель движения "Солидарность":

-- Стараюсь об этом не думать, чтобы не стать параноиком, но, конечно, не чувствую. Я критикую и действующую власть, и отдельных чиновников, и правоохранительные органы. На защиту милиции надежды нет. Но есть праведный гнев, который гораздо сильнее страха. Публичность позволяет быть более защищенным. Конечно, омоновцы мне разбивали голову и перед камерами, но все-таки шансов выжить после этого больше, чем когда тебя в подворотне поджидает пара отморозков с арматурой. Но, по сути, опасность может исходить откуда угодно -- и от бандитов, которые защищают интересы некоторых чиновников, и от членов прокремлевских молодежных движений, и от сотрудников милиции, которым премьер велел бить демонстрантов дубинками по башке.

Мигель Бас Фернандес, шеф бюро испанского агентства ЭФЭ в Москве:

-- Как иностранный журналист или просто как человек, живущий в Москве? Если брать профессиональную составляющую, то нельзя сказать, что статус иностранного журналиста добавляет безопасности по сравнению с российскими коллегами. Мы разделяем все риски, которые есть: достаточно вспомнить избиение польского корреспондента во время осложнений отношений РФ и Польши. И скорее всего, его избили люди из тех же экстремистских организаций, что и Олега Кашина. Мне кажется, надо больше требовать от властей в плане безопасности от экстремистских организаций, в том числе и прокремлевских. Надо перестать делить экстремистов на своих и чужих.

Сергей Канаев, руководитель московского представительства Федерации автовладельцев России:

-- Нет. Для того чтобы чувствовать себя хотя бы в относительной безопасности, необходимо верховенство права: чтобы абсолютно все были равны перед законом, чтобы в стране действовала неотвратимость наказания. Пока этого нет. А еще нет уверенности в завтрашнем дне, нет положительной динамики развития России, нет перспектив. Централизация власти показала ее полную неспособность управлять страной. Только 25% финансирования любого проекта в нашей стране доходит до конца! Я бы точно чувствовал себя в безопасности, если бы, например, в общественном транспорте вместе с простыми гражданами ездили высшие чиновники, включая мэра Москвы, а может, и президента. Но пока это утопия.

Илья Хандриков, председатель всероссийского объединения "За честный рынок" (протестующего против произвола при сносе ларьков и киосков в Москве):

-- Тот путь, который я для себя выбрал, никакой безопасности подразумевать не может. Особенно велик риск был в 2005 году, когда наше движение боролось с контрабандой, в которой были замешаны сотрудники ФСБ и прокуратуры. Тогда все обошлось, генпрокурора сняли. Но есть и сейчас высокая вероятность неожиданного нападения, например, со стороны неофашистов. Но я стараюсь вести бизнес честно, не гоняться за бабками и не кидать людей и надеюсь, что мне это зачтется. Чтобы в стране стало спокойнее, нужно убрать то, на чем держится коррупция: ввести политическую конкуренцию, независимый суд и СМИ, а также общественный контроль.

Алексей Дымовский, бывший старший оперуполномоченный УВД по Новороссийску:

-- Любой человек, даже сидя в бункере, не будет чувствовать себя в безопасности. И я могу оказаться под ударом, хотя шел по правде. Вполне возможно, что мне подбросят пару кило героина или кокаина в поезде и потом скажут, что я был наркодилером. Или найдут в моих словах экстремизм. Могут сколько угодно возбуждать против меня уголовные дела, но в суд я больше живым не пойду, я свое уже получил. С другой стороны, у меня много сторонников, и если обидят меня или кого-то из моих близких, то акции "приморских партизан" покажутся цветочками. Люди, готовые поддержать меня таким путем, есть по всей России. Это в какой-то мере обеспечивает мою безопасность.

Светлана Журова, заместитель председателя Госдумы ("Единая Россия"), олимпийская чемпионка:

-- Да, в полной мере. Возможно, это потому, что я мирный человек, не высказываю острой критики в чей-то адрес, не пускаюсь с нападками на людей. Мне даже друзья говорят, что я излишне спокойная и мирная. История с Кашиным ни в какие рамки не укладывается. Работа журналиста отчасти в том и состоит, чтобы конструктивно критиковать. Нельзя же бить дворника за то, что он метет улицу! Хотя есть версия, что это избиение не касалось его профессиональной деятельности, имел место бытовой конфликт или что-то в этом роде. Но общество, видимо, хочет видеть враждебные происки Кремля, и поэтому дело обставили именно так.