А.Лебедев: "Это моя гражданская позиция"

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Здравствуйте. Это программа «Разбор полета», программа про тех, кто принимает решения, и о том, как они эти решения принимают. В студии – Татьяна Фельгенгауэр, Ирина Воробьёва. Добрый вечер.

И.ВОРОБЬЁВА: Добрый вечер. Мы приветствуем нашего сегодняшнего гостя, чей полет мы сегодня будем разбирать. Это предприниматель Александр Лебедев. Добрый вечер.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Здравствуйте.

А.ЛЕБЕДЕВ: Добрый вечер.

И.ВОРОБЬЁВА: Есть у нас традиционный вопрос, с которого мы начинаем нашу программу. Какое самое сложное, самое тяжелое решение по вашим оценкам вам приходилось принимать? Но только не ваше личное, а чтобы это касалось и также других людей. Ну, ваше личное – например, пойти учиться или не пойти учиться.

А.ЛЕБЕДЕВ: Самые тяжелые решения – это те, которые ты так и не принял, как побыстрее деньги с Кипра забрать.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То есть ваши деньги по-прежнему на Кипре. Мы записали.

А.ЛЕБЕДЕВ: Да, у меня 100 тысяч долларов там на весь холдинг, поэтому я надеюсь, что это сильно на нас не отразится. Мы все успели инвестировать обратно в российскую экономику.

И.ВОРОБЬЁВА: Кто-то сказал Александру Лебедеву, что там будут проблемы на Кипре, просто. И все.

А.ЛЕБЕДЕВ: Нет. Похоже, киприоты никого не предупреждали. Может быть, только какой-нибудь российский крупный государственный банк, который имеет там большую дочку.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, не будем сейчас об этом. Все-таки, о вашем решении самом сложном.

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, слушайте, так сразу и не ответишь. Например, довольно сложное было решение по выбору работы в советское время после института. С учетом вот этих всех бесконечных пересудов, до сих пор которые меня сопровождают, о работе в военной организации. У меня был, например, такой серьезный конфликт дома между мамой и папой. Мама у меня была, вот то, что называют основой советского строя, она была очень активным членом партии, входила во все бесконечные парткомы, она – преподаватель английского и истории, и понятия не имела, конечно, куда я иду, в какую разведку. Но она говорила «Ты куда идешь? Ты же все время рассказываешь антисоветские анекдоты и читаешь Солженицына. Это кончится очень плохо».

А папа, который принципиально, будучи профессором, доктором технических наук, не вступал в партию, поэтому ему, например, не давали поста завкафедры в МВТУ. Он говорил «Давай-давай-давай-давай. Может быть, хоть на тебя можно будет положиться, ты чего-нибудь там исправишь».

И.ВОРОБЬЁВА: И папа на вас оказал больше влияния.

А.ЛЕБЕДЕВ: И решение я, все-таки, принял. Но это такое, длинное, болезненное. Как и потом, когда покидаешь какую-то серьезную службу, которой отдал там 12 лет, и уходишь в бизнес. Когда принимаешь решение о выборах.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Длинное решение. Давайте мы сейчас тогда прямо по порядку пойдем по решениям.

А.ЛЕБЕДЕВ: То есть их много.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Решение о службе в КГБ. Вы говорите, что оно было длинным и тяжелым. Что оказалось решающим в принятии этого решения?

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, тяжелым в силу того, что из-за секретности и ты никакого представления об этой организации не имеешь. А фильмы типа «Щит и меч»... Знаете, как мне тогда сказал кто-то в Отделе кадров, «Вы, наверное, насмотрелись кино здесь, поэтому к нам сюда и пришли, да?» Потому что там такая была игра в кадрах: одни, наоборот, как бы, к тебе очень ласково относились и говорили «Вот, здорово, уже и семья, и ребенок, и языки хорошо знает, и наукой хочет заниматься», а другие тебя, наоборот, пробивали на предмет, не идешь ли ты сюда за романтикой, типа, по своей недалекости

И.ВОРОБЬЁВА: Такая, классическая игра в хорошего и злого полицейского.

А.ЛЕБЕДЕВ: Да. Нормальная история.

И.ВОРОБЬЁВА: Вы так мягко называете это «военной организацией», так, как-то обходя слово «КГБ».

А.ЛЕБЕДЕВ: Слушайте, эти слова КГБ – они только вводят вас в заблуждение. КГБ в себе содержало все виды военной деятельности, разведывательной, контрразведывательной, охранной, какой угодно. Но между этими управлениями не было, ну, ничего общего вообще, вот поверьте мне.

Разведка есть в истории человечества в любой державе. И если даже к ней приделать 3 буквы, от этого ничего не изменится, поскольку разведка, все-таки, к тем, к таким страшным страницам деятельности НКВД, ОГПУ и КГБ никогда не имела. И сама была почти вся репрессирована в 1937-38 году процентов так, на 75.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Так, все-таки, что стало решающим? Решающий фактор, когда вы, все-таки, решились.

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, решающий фактор, безусловно, смесь романтики и возможности получить еще одно образование, ездить за границу. Потом это была очень высокооплачиваемая работа. То есть все признаки престижности у этой работы были. И должен сказать, что я никогда особо не жалел до какого-нибудь там 1991 года, 1992-го, когда, в общем, разведка никому уже не была интересна. А, например, в период с 1985-го, когда пришел Горбачёв, и до развала СССР работа была потрясающе интересной, потому что многие молодые члены Политбюро – они, как бы, с большим интересом читали, поскольку разведка в отличие от всех других ведомств, например, Академии наук не была связана вот этими идеологическими специальными веревками, грубо говоря. Можно было написать что-то, что, все-таки, было правдой. А всем остальным надо было писать, что вот-вот капитализм должен завалиться. А он все никак не заваливался.

Это, кстати, одна из огромных проблем в советском строе, ну, то есть сокрытие правды. Разведке, все-таки, более-менее со ссылкой на иностранные источники, на экспертов, можно было и свою точку зрения в известной степени. И кстати говоря, каждый раз, когда я принимал решение по тому, что-нибудь писать или не писать... А я же занимался только писаниной. Грубо говоря, я – аналитик, а не спецагент.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Не Джеймс Бонд.

И.ВОРОБЬЁВА: Я вот как раз хотела спросить, да-да-да.

А.ЛЕБЕДЕВ: Знаете, не простая история. Тем более, что, наверное, это речь идет о тысячах различных сообщений по каким-то важнейшим вопросам развития нашей страны в тот период. А потом в связи с понятными событиями, которые у нас происходили, развал СССР, ну, как-то, в общем, работа перестала быть сколько-нибудь интересной и востребованной, и поэтому я принял не менее болезненное решение уйти в бизнес. А накоплений у меня уже было с семьей и с ребенком, ну, наверное, долларов 400 за 12 лет.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Солидно.

А.ЛЕБЕДЕВ: Да. Поэтому я прямо в Англии принял решение, вернулся сюда. И настолько это было тяжело, на самом деле, поскольку все, что я здесь увидел, очень сильно отличалось от того, что я слышал от предпринимателей в Лондоне. Здесь вообще обстановка была абсолютно иная. И настолько мне было тяжело, что я даже бросил курить. То есть, грубо говоря, я вывел следующее правило: если тебе совсем плохо, ты найди, какую выгоду ты можешь из этого извлечь. Мне вот чего-то ничего не хотелось, а курить я до этого бросал несколько раз, тогда я просто взял с утра и завязал. И больше сигарет не брал в рот, вот, с 1992 года.

И.ВОРОБЬЁВА: Ничего себе.

А.ЛЕБЕДЕВ: Так что, знаете, из всех вот таких тяжелых решений можно постараться по принципу Чехова «Если ты сломал ногу, подумай, что было бы, если бы тебе упал кирпич на голову». Я тут сострил, что мне было грустно... Тут я подумал «А, все-таки, хорошо, что я не работаю в Большом театре», и мне стало намного веселее.

Кстати, завершая мысль о том, что самые тяжелые решения, я надеюсь, мне не приходилось принимать и, может, и не придется, ну, типа, эвтаназии, знаете? Или, типа, кого-нибудь придать. Хотя, всякие решения бывают. Вот, решение, по кому я вчера в прощенное воскресенье прощение просил, то, что попало сегодня в «Комсомольскую правду»... Знаете, когда ты сидишь, тебя оскорбляют и дальше ты, может быть, переоцениваешь угрозу, но ты вынужден применить физическую силу, но в то же время ты думаешь, что делаешь очень ограниченно... Вы понимаете, о чем я говорю.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да.

И.ВОРОБЬЁВА: Но давайте расскажем нашим слушателям тоже.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ситуация с Полонским.

А.ЛЕБЕДЕВ: Это решение... Почему я решил, все-таки, защитить свою физическую безопасность, честь и достоинство? И хотя жалею, и вчера извинился, дождавшись, правда, Прощенного воскресенья. Я не всех простил, между прочим, поэтому некоторым придется подождать следующего Прощенного воскресенья.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но с Полонским для вас закрыта история?

А.ЛЕБЕДЕВ: Сегодня просто произошла потрясающая история. Я же предложил библиотеку подарить в тюрьму, ну, хоть как-то чтобы Сергею помочь. Мне, вроде как, передало руководство тюрьмы, что можно и всю тюрьму купить, поскольку если мы выручим достаточную сумму, мы новую построим, а вы себе заберите все, что тут есть, вместе с участком.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И вместе с сидельцами.

А.ЛЕБЕДЕВ: И вы знаете, для меня это неожиданный поворот событий. Я даже пока не спрашивал, сколько стоит вся тюрьма.

И.ВОРОБЬЁВА: Вы приняли какое-то решение уже? Или вы раздумывает?

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, слушайте, если тюрьма стоит там немного денег... А так меня обвинят в том, что я деньги инвестирую за границей, а я, все-таки, помните, известный картофелевод и мне еще Red Wings надо будет, возможно, поднимать в воздух опять.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы же его собирались продавать за 1 доллар.

А.ЛЕБЕДЕВ: Это не продавать, а привлечь государство к участию. То есть подарить за 1 доллар какую-то часть пакета государству. Ну, кстати, государство получить весь пакет, 100% не торопится. Ну, потому что ответственность такая.

Я же уже говорил, что... Опять, болезненное решение мне предстоит. Потому что есть в правительстве 2 лагеря: один лагерь тот, который производит самолеты, понимает, что на них летать можем только мы, что мы за 6 лет выстроили техническую и всякую иную финансовую компетенцию, и летаем не хуже, чем на Боингах, на Эйрбасах. А другая часть (надзорная) перепугалась катастрофы, перепугалась заявлений Бастрыкина и прокуратуры... Кстати, по-моему, зама прокурора, который говорил о том, что мы там летную безопасность не соблюдаем, арестовали позавчера за взятку, транспортная прокуратура московская.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это случайность.

А.ЛЕБЕДЕВ: Бывает, конечно.

И.ВОРОБЬЁВА: Да, это...

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Наверняка.

А.ЛЕБЕДЕВ: И те, которые крышевали в Подмосковье казино, тоже абсолютно случайность. Но люди хорошо разбираются в транспорте.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Кристально честные люди, Александр Евгеньевич, вы знаете, в прокуратуре работают.

А.ЛЕБЕДЕВ: Но это решение мне еще предстоит по Red Wings Если, все-таки, государство через Ильюшин Финанс зайдет в капитал, мы как-то хоть разделим ответственность и финансовую, и технологическую, и безопасность, и так далее.

И.ВОРОБЬЁВА: Давайте вернемся к тому времени, когда вы работали в разведке. Вот, вы говорите, что вы принимали решения о том, писать, не писать. Вот это, то, что вы писали, это вы решения принимали исключительно за себя? Или вот этими текстами, там не знаю, вы там писали, ну, там, направления, еще чего-то? Вот, как эти решения принимались, учитывая то время?

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну смотрите, система была достаточно простая. Из всего того объема информации, который к вам попадал... А я очень любил открытые источники – я считаю, что они до сих пор недооценены. Многие вещи можно, если правильным образом читать все, ну, в общем, находить там на 95% и вам не нужна никакая агентура.

Так вот вы, допустим, получаете задание ответить на вопрос, а не произойдет ли третий окончательный этап общего кризиса капитализма в связи с кризисом внешнего долга США? Помните, начало 80-х годов, американские банки надавали кредитов Латинской Америке, Брейди, министр финансов принимает решение о плане Брейди... И у меня выбор: я могу написать, что американцы разрулят этот кризис, или я могу подыграть тому запросу, допустим, престарелого Крючкова, который хочет доложить Андропову, что точно... А это кто-то написал в Академии наук, какой-нибудь умный академик, что вот сейчас-то капитализм, наконец, грохнется.

И вы знаете, это такая штука... Меня, например, один раз достали с рыбалки где-то там в Тайге, в Костромской области. Я думал, что меня расстреляют. Я рассказывал как-то эту историю в своем проекте автобиографии. Оказывается, я в записке на страничку, где анализировалась роль частного сектора стран Восточной Европы, стран СЭВ – Польша, ГДР, Венгрия и так далее – какую роль частный сектор (мелкий, естественно, малый бизнес, как мы его сегодня называем) играет? Естественно, легко было бы написать «Никакую», потому что его там почти нет. Он там был. И я написал там что-то про коэффициент обновления основных фондов, что он у них выше в связи с тем, что там существует частный сектор, сославшись на западных экспертов. Кстати говоря, Академия наук тогда разделяла мою точку зрения. У нас были неплохие отношения, хотя и так, немного закамуфлированные, законспирированные.

Так вот, оказывается, все это было доложено Тихонову. Тихонов не знал, что такое коэффициент обновления основных фондов.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Обиделся.

А.ЛЕБЕДЕВ: В Академию наук позвонил Крючков, Крючков позвонил начальнику управления, тот начальнику отдела и стали искать исполнителя, а я был на рыбалке на субботу-воскресенье. А поскольку там получили команду КГБ меня разыскать, меня разыскали какие-то такие, сумрачного вида люди, показали ксивы, взяли в машину, отвезли в Москву. Я думал, что точно мне хана. Выяснилось, что нет, ничего такого страшного, меня просто спросили «Что такое коэффициент обновления основных фондов?» Я как мог объяснил. Но учтите, что у нас же был политек социализма, поэтому вся та терминология, которая использовалась на Западе, у нас была полузапрещена. Мы даже объяснить это не могли в тех же терминах. Какой Кейнс там или Гэлбрейт? У нас были свои: академик Румянцев, политек социализма. Там обреченный экономический строй, он вот-вот гикнется, а он все никак не это. Кончилось тем, что гикнулись мы, как известно, от того, что слишком много врали.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: После того, как мы гикнулись, вы пошли в бизнес. Решения в бизнесе – они, ведь, наверное, по-другому принимались? Или нет?

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, все решения принимаются, исходя из тех ваших особенностей самых разнообразных, от морально-волевых качеств образования до вашего характера.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, обстоятельства диктуют, все-таки, разные условия.

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, как они принимались? Очень судорожно. Я, наверное, лет 5, ну, может, года 4 занимался всем как и все остальные. Это первое, торговать всем, чем попало, от компьютеров (но у меня это как-то не очень получалось) до обуви и даже колючей проволоки. Это известная история, как мы пытались поставлять колючую проволоку, которая, мы думали, качественная и в больших количествах производят в российских СИЗО. Оказалось все не так – там до сих пор паяли такую проволоку как при Сталине, вручную практически. Поэтому чтобы тот объем, который нужно было, надо было всем нашим зонам работать лет, наверное, 200, как выяснилось.

И.ВОРОБЬЁВА: Господи, продавать колючую проволоку.

А.ЛЕБЕДЕВ: Но сколько было выпито с кумами... Кумы – это замы по оперчасти. Ну, был такой тендер объявлен в Сомали, войска ООН. Почему нет? Любую идею надо было.

Мы даже пытались искать, например, старую технику советских времен, самолеты и танки, которые американцы очень хорошо понимали – я сейчас вот вспоминаю.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, по-моему, они и сейчас покупают.

А.ЛЕБЕДЕВ: Потом была история, когда мы купили обувь женскую, но она вся оказалась 34-го размера и вся только на левую ногу, 2 вагона. Телевизоры, которые не работали. Ну, много.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Слушайте, то есть вот это у вас было 5 лет судорожных и не всегда удачных, судя по всему, решений.

А.ЛЕБЕДЕВ: Неудачных-неудачных. Я, все-таки, продолжал все это время заниматься финансами, финансовыми операциями в сфере внешнего долга, где, в общем, первые деньги и были заработаны в банке «Империал». А потом уже, собственно, и банка...

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Всемирная история.

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну да, да. К сожалению, она не очень удачно закончилась.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но ролики были красивые.

А.ЛЕБЕДЕВ: Так что я где-то по 2002-й год, пережив успешно кризис 1998 года, занимался исключительно финансовыми операциями, откуда кипрский холдинг, откуда правильное управление налогами. На Кипре же до сих пор нет налога на торговлю ценными бумагами и на дивиденды, хотя они сейчас, видимо, все-таки, это дело введут.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Сейчас там будет сразу всё. До 2002 года был бизнес, а в 2003-м появилось решение баллотироваться в мэры Москвы. Как вы к этому решению пришли?

А.ЛЕБЕДЕВ: Мне не очень нравилось уже к этому времени, что в Москве происходит. Наверное, тут повторяться смысла не имеет. Я там потом с 2004 года много что сказал и написал на тему, вот, лужковщинцы и тех, на мой взгляд, совершенно несправедливо доставшихся Собянину явлений – застройка, коррупция, всякие странности типа монорельсов или огромных затрат на спорт, который никто никогда не видел, на Лужники, например.

Я, правда, искал политиков, которые могли бы, ну, составить конкуренцию, просто чтобы сама выборная система как институт в Москве работала по-другому. Я не буду перечислять фамилии, но со всеми тогдашними политиками я переговорил. С Лужковым – никогда. Они настолько его боялись. А некоторые имели с ним особые отношения, даже я имею в виду партии, которые, в общем, были такие уже, полуоппозиционные. Поэтому я пошел и договорился с «Справедливой Россией», что одновременно... Тогда это была попытка создать некую «Родину». Как выяснилось, это было не совсем то, что я предполагал, но, во всяком случае, я одновременно баллотировался в Думу и выиграл выборы по партийным спискам в Думу, но проиграл мэрские. Поэтому думать мне так...

И.ВОРОБЬЁВА: Подождите. Вы так перескочили...

А.ЛЕБЕДЕВ: Я все, к кому ходил, говорят «Вот ты сам и баллотируйся».

И.ВОРОБЬЁВА: Да, вот вы перескочили. Одно дело, вот так вот думать про то, как происходит и что происходит в Москве...

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Быть недовольным работой мэра.

И.ВОРОБЬЁВА: Да. И быть в состоянии, например, кого-то вот... Но вдруг, вот, сам.

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, я же не произвожу впечатление совсем человека недалекого, не способного ничего анализировать. Было ясно, что человек, не имеющий в городе узнаваемости, отрезанный от СМИ, имеющий дело с лужковским административным ресурсом, скорее всего, с треском пролетит. Лужкову так докладывали, что я наберу 0,5%.

И.ВОРОБЬЁВА: 12 с лишним вы набрали.

А.ЛЕБЕДЕВ: 13, по-моему, с чем-то. Плюс в центральных округах они, конечно, довольно много там себе пририсовали (это не большой секрет). И для них это был шок. И, наверное, оттуда (я надеюсь), началась, все-таки, некая эпопея по замене коррумпированного московского руководства. Хотя, понятно, что основную роль в этом сыграли нынешние руководители – Медведев, Путин. Но наследство это, конечно, разгребать придется нынешним руководителям, к которым я отношусь с гораздо большей симпатией. Ну, еще долго. Это факт. Но тем не менее, лучше мы эволюционно долго будем менять какие-то вещи в нашей стране, чем быстро революционно. И мы все понимаем, чем это может кончиться.

Так что это было болезненное и тяжелое решение. Если хотите, это была некая импровизация. Я до сих пор не считаю себя политиком, я так же принимал решение в Сочи. Мне хотелось показать самому себе, проверить, у нас что за система выборов и чем она отличается от 2003 года московской в Сочи в 2009 году? Единственное, наверное, оба раза я делал грубую ошибку, я ни с кем это наверху не согласовывал. В это мало кто верит, но это так. Поэтому в Сочи я просто вылетел с помощью незаконного судебного решения, просто меня оттуда... Причем, Борю Немцова оставили, видимо, считая, что он, в общем, более системный. Меня сняли за какое-то псевдонарушение каких-то 15-летних юношей и девушек, которые перечислили мне деньги в избирательный фонд. Я эти деньги вернул. Выяснилось, что, в общем-то, мы все исправили, а это незаконно. Это такой трюк. Причем, родители и сами эти дети нам сознались, кто им это дело поручил. Потом нашли еще какую-то бумажку. В общем, через соответствующий местный суд меня с выборов сняли.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, то есть эти решения потестировать избирательную систему – они были насколько удачными, по-вашему?

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, это моя гражданская позиция. Мне кажется, что ответственный гражданин должен, все-таки, не только думать о своем таком маленьком огороде, где решаются все проблемы в личной жизни. Потому что если он не изменит и не попытается изменить условия общественные вокруг себя... Там, политические институты, к коим я отношу выборы, СМИ... Я же на всех этих полянах что-то пытался делать все эти годы. Работа в парламенте. Я практически во всех институтах что-то исполнил. Но исполнил как человек, у которого есть некая гражданская ответственность, но который себя политиком не считает. Я не вступал давно ни в какие партии, я, кстати, ни эсером, ни членом «Единой России» никогда не был. Когда-то я был участником политсовета «Наш дом – Россия». Ну, на мой взгляд, там было довольно много приличной публики, хотя никакой серьезной роли эта партия, может быть, и не сыграла за исключением выборов 2006 года.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Смотрите, у вас... Я просто уточню по поводу партий, потому что это тоже интересно. В материалах, которые пишут про вас, вас связывают в разные периоды времени с «Справедливой Россией», «Родиной» и «Единой Россией».

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, я надеюсь, это не те материалы, которые в интернете публиковались весь прошлый год?

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Нет.

И.ВОРОБЬЁВА: В том числе. В том числе, конечно.

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, это, слушайте, заказные диффамационные компании.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, смотрите. Вы же со «Справедливой Россией» сотрудничали и с «Родиной».

А.ЛЕБЕДЕВ: Да, я финансировал целиком их московскую организацию.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Решение поработать с той или иной партией как принимается? Потому что партии-то разные.

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, достаточно просто. Я спросил у Миронова «Слушайте, наступит такой момент, когда вам придется от меня избавиться, я буду вам непосилен». Он сказал «Не-не-не, никогда не будет». И мы подписали такой, знаете, смешной меморандум, «Стороны договорились». Он у меня есть. Они от меня избавились. Ничего страшного, что я финансировал их московское отделение, самое дорогое, которое у них было в стране. Ничего страшного, что мы довольно много... Мы издавали тут газету «Пробка», мы много чего делали по Москве. Но когда ситуация стала для них, как им показалось, опасная... Единственное, где они меня не сдавали, по Лужкову они не сдавали меня. Но, если честно, толку от них мало. Я-то думал, что у меня хоть чуть-чуть будет спина прикрыта, ну, некоей какой-то системной организацией, которая ходит в Кремль. В Кремль я уже тогда, в общем, не ходил, я последний раз там побывал на каком-то высоком уровне, по-моему, в каком-то там, может, 7-м году. Ну, видимо, с 3-го по 7-й я еще рассматривался как какой-то достаточно полезный не инструмент, но субъект, который, во всяком случае, вреда никакого не приносит. А уже с какого-то потом периода попозже – видимо там и участие в «Новой газете» сыграло свою роль, и точно совершенно на меня очень сильно надулись за Сочи, что «типа, так нельзя. У нас тут Олимпиада, тут надо мэра избрать, а вот тут кто это такой вообще нам под ногами мешается?»

И.ВОРОБЬЁВА: Ну, кстати, про Сочи. Вы так обронили, что вы совершили большую ошибку, не договорились ни с чем наверху. А если бы вы сейчас пошли, вы пошли бы...

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, я же иронизировал, когда я сказал про ошибку.

И.ВОРОБЬЁВА: Да, я понимаю. Конечно, безусловно. Но если бы вы сейчас решили вдруг внезапно избраться мэром, например, Московской области?

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, это тогда будет неисполнение моего гражданского долга. Если я пойду договариваться, то я стану просто инструментом всей этой вот вертикали. Тогда это совсем разные вещи. Все мои метаморфозы и хождения в выборы, в партии, в парламент, в СМИ связаны с тем, что я считаю, что гражданин не должен ограничиваться только своей личной поляной жизни, иначе у него жизнь будет плохая. То есть он должен какую-то часть своих усилий, своих ресурсов, своих денег, своих каких угодно возможностей тратить на то, чтобы изменять к лучшему общественное устройство.

И.ВОРОБЬЁВА: А какую гражданскую позицию вы восполняли...

А.ЛЕБЕДЕВ: По Московской области?

И.ВОРОБЬЁВА: Нет. ...восполняли, когда вошли в состав думской фракции «Единая Россия»?

А.ЛЕБЕДЕВ: Очень просто. Поскольку мне показалось, что то, что представляло из себя к этому времени «Родина», мне совсем не годится, и поскольку работать уже тогда на поляне в 4-м году Думы нельзя было, к кому-то не примкнув... Просто ни один твой законопроект никуда бы не прошел. А я взял 2 законопроекта. Первый – запрет игорных заведений (но у меня это было жесткое ограничение). Кончилось запретом, поскольку мой законопроект единороссы завалили. Его, кстати, поддержали ЛДПР, коммунисты и «Родина», 131 депутат и 2 единоросса. Это были, по-моему, депутаты Зубов и Гончар. А после того, как закон завалили, Кремль принял решение, что этот закон правильный, и появились 4 зоны, перевнесли закон, уже президент Путин и едроссы единогласно его приняли.

После чего кончилось это запретом, что, на мой взгляд, немножко перебор, но раз игорная мафия такое сопротивление оказывала, может, это и справедливо. Вы же видите, что, вот, например, проспект, где находится ваша уважаемая редакция, выглядит совсем по-другому.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это точно.

И.ВОРОБЬЁВА: Ну, при этом в Москве...

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Во всяком случае, стало темнее.

А.ЛЕБЕДЕВ: Про подпольное вы сейчас скажете?

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, подпольные, конечно.

А.ЛЕБЕДЕВ: Не, друзья мои, ну, подпольных намного меньше – туда не ходят школьники, матери-одиночки и всякие там такие, чуть-чуть не в себе пенсионеры, военные, которые потом кончают собой. Ну, слушайте, бед в стране вокруг этого стало меньше, регулирование стало жестче.

А насчет претензий к прокуратуре, что она крышует казино подпольные под Москвой, это не ко мне.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да, это к прокуратуре.

А.ЛЕБЕДЕВ: А прям туда позвоните. Насчет Московской области мне кажется, вот, почему-то мне кажется, что Воробьёв очень правильно действует. Вообще какой-то он достойный такой вот... Вот, без всяких. Это мое личное мнение. Поэтому чего это я вдруг сейчас?.. Что, Воробьёв – это Лужков? Или что, в Московской области не будет нормальных выборов как в Сочи? Будут. Мне кажется, будут.

И.ВОРОБЬЁВА: Вот на этом мы и поставим паузу.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Оптимистичная пауза на радиостанции «Эхо Москвы» и телеканале RTVi. Александр Лебедев у нас сегодня в «Разборе полета», мы скоро вернемся.

НОВОСТИ

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Продолжается программа «Разбор полета», которую для вас ведут Татьяна Фельгенгауэр и Ирина Воробьёва. Напоминаю, что сегодня разбираем полет бизнесмена Александра Лебедева. Мы вас прервали на обсуждении...

А.ЛЕБЕДЕВ: Рожденный ползать?

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Да.

А.ЛЕБЕДЕВ: Вдруг я подумал.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы полетите у нас. Уже летите. Полет нормальный. Вы очень оптимистично смотрите на дело выборное. Ну, может быть, есть какие-то решения...

А.ЛЕБЕДЕВ: Я всего-навсего сравнил будущие выборы в Московской области с выборами в Сочи. Мне кажется, административный пресс здесь будет меньше. А главный кандидат от партии власти будет, в общем, вести себя как-то, на мой взгляд, более правильно как и положено на выборах с равными возможностями для всех. Посмотрим – может быть, я ошибаюсь. В этом смысле я пытался объяснить, что я тут не нужен.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Смотрите, вы сказали, что вы как гражданин на разных полянах себя всячески попробовали проявить.

А.ЛЕБЕДЕВ: Я и сейчас пробую.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И продолжаете. Это и политика, и депутатство, и СМИ, медиа, всё.

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, тут различные институты, которые у нас слабенькие в стране. Я пытался как-то посмотреть, можно ли как-то вот...

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: На какой поляне получилось лучше всего или, если в формат нашей программы переводить, какое из решений было самое удачное? По какому сегменту?

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну так... Хотел сказать, что по бизнесу, хотя судьба Red Wings мне тут же вспомнилась. Неплохо получилось с издательской деятельностью, я считаю, судя по газете, к которой я имел до недавнего времени самое прямое отношение. Мне представляется, что моя работа в Думе, чтобы закончить, она не только завершилась запретом игорных заведений, хотя я бы предпочел, все-таки, их жестко ограничить, чтобы как раз не порождать подпольных всех этих точек. Но кроме того, мы поменяли УК и УПК, это сделали мои коллеги Васильев и Груздев уже после моего ухода – это особый порядок досудебного соглашения со следствием, по которому по результатам пленума Верховного суда осенью раскрыты тысячи тяжких преступлений. Это когда...

И.ВОРОБЬЁВА: Да, революционное решение, действительно.

А.ЛЕБЕДЕВ: А что такое поменять УК, УПК, мне все депутаты сказали «Невозможно». Потом я обошел всех руководителей соответствующих силовых структур, сказали «Невозможно, вообще невозможно». Правда, была прямая поддержка президента письменная. Но и результат есть.

Я думаю, с выборами чуть посложнее. Выборы у нас пока далеки от совершенства. Но это потому, что мало людей, которые как я это делают, ну, скажем, не в качестве своей профильной деятельности. Просто неплохо бы поискать еще персонажей, скажем, тех же крупных предпринимателей, которые перестали бы бояться. Вот, Прохоров – кстати, это неплохо. Он отдал в доверительное управление все свои активы. И несмотря на некоторую его такую пока политическую скромность, над которой многие подтрунивают, я считаю, что это все равно очень правильный фактор.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Скорее даже непоследовательность какая-то.

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, не важно. Вот, не важно. Тем не менее, он позволяет себе иногда что-то там сказать. Посмотрим. Поживем-увидим. Это, скажем, заявка на несколько другую ситуацию. И я тоже, ведь, последние полгода угомонился, очень тихо себя веду. Здесь я предельно корректен. Никого не критикую из властьпридержащих.

И.ВОРОБЬЁВА: Это тоже решение было?

А.ЛЕБЕДЕВ: Я – обвиняемый, напомню. Конечно, решение. Ну, такое, безболезненное. Честно говоря, куда мне так уж прямо торопиться?

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Наконец-то мы дошли хоть до одного безболезненного решения, Александр Евгеньевич.

А.ЛЕБЕДЕВ: Да. Да. Вот, тихо себя веду. «Новую газету» не финансирую.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это вы как дошли до жизни такой?

А.ЛЕБЕДЕВ: Власть не критикую. Если пишу что-то, то очень нейтральное.

И.ВОРОБЬЁВА: Решение с «Новой газетой» - оно какое было?

А.ЛЕБЕДЕВ: «Новая газета», вот, знаете, как бы, живет и развивается. Вот, зачем я тут нужен? Ну, тут как с выборами в Московской области. Если у нее все путем, я лучше там буду иногда публиковать, что я делаю, как и у вас в блоге на «Эхе Москвы». Вот, например, известная история с кофеваркой, которую я подарил таможне. Ну, это, на самом деле, история не с кофеваркой, а о том, как таможня вместе с Оборонсервисом похитили 10 миллионов евро таможенных пошлин, которые они получили в Минфине, при ввозе итальянских танков. И когда в таможне пропускали танки, в городе, по-моему, Баротск, акцизная таможня, их выдавали за медицинские машины и запихивали в них носилки. Носилки не влезали, они торчали боком из этих танков, но, тем не менее, все-таки, ввезли как скорые помощи в виде танка. А деньги попилили.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Такая специальная военная скорая помощь.

И.ВОРОБЬЁВА: Это неплохо, кстати.

А.ЛЕБЕДЕВ: Кстати, решение о начале расследования наиболее болезненное, если у тебя есть маленькие дети, потому что это, в общем, поопаснее выборов, поопаснее работы в Думе и поопаснее бизнеса будет. Потому что если речь идет, скажем, о хищении 210 миллиардов рублей только в одном Банке Москвы и еще 90 миллиардов в Межпромбанке... А я сегодня в Twitter’е написал «Вот бы хорошо Россия помогла бы там немного Кипру в обмен на то, что Кипр примет участие в возврате 50 миллиардов долларов, которые были похищены из российских банков». Помните, Игнатьев недавно это признал? Он сказал «Почти все банкротства преднамеренные». Правильно. Молодец.

А, вот, как это возвращать за границей, никто не может. Во-первых, дорого. Во-вторых, с нами никто не взаимодействует. В-третьих, наши правоохранительные органы, ну, практически не в состоянии расследовать такие сложные преступления. А, между прочим, можно было бы киприотам сказать «10% ваши». Потому что все грязные деньги уходили транзитом через Кипр.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И всё. И у Кипра больше никаких проблем финансовых.

А.ЛЕБЕДЕВ: Конечно. И то, что вы сейчас конфискуете (а, конечно, это экспроприация), вы вернете из этой комиссии.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А как же принимаются тогда эти решения о начале расследований, если это решения опасные?

А.ЛЕБЕДЕВ: Принимаются в голове.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Прекрасно. Мы рады, что мозг у вас на месте. Но тем не менее?

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, не знаю. У меня есть свои сомнения по этому поводу. Ну, они принимаются иногда вместе с журналистами. Скажем, вот, если завтра в одной из газет будет расследование по банку «Электроника», где похищено было 11 миллиардов рублей... К сожалению, Следственное управление МВД вело расследование 2 года.

И.ВОРОБЬЁВА: К сожалению?

А.ЛЕБЕДЕВ: Да, вело расследование, но вот закрыли они дело, ничего они не нашли. Банк находится в ведении АСВ, поэтому всю эту дырку в 11 миллиардов закрыли нашими с вами бюджетными деньгами. А мне было интересно поэтому, в соответствующую газету предоставлено примерно 200 страниц, результаты расследования, где расписано все, как оттуда выводились деньги вместе со всякими панамскими, кипрскими и прочими оффшорными компаниями, печатями, людьми и так далее. Вот интересно, какая будет реакция у МВД? Потому что это срамота: как это вы, ребят, ничего не нашли? Если там пропало 11 миллиардов, а активов всего осталось 300 миллионов, можете мне объяснить, как вы расследовали, что вы расследовали? Может быть, у вас конкурс просто был в это время, кто закрышует расследование? Потому что как известно у нас иногда правоохранители выстраиваются в очередь через конкурс, кто под видом уголовного дела будет получать взятки, чтобы закрыть тех, кто все украл. К сожалению, бывает и так – есть еще оборотни у нас в правоохранительных органах. Вот эти решения – они такие...

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Нет, быть такого не может. Хорошо, решили с помощью журналистов. Это эффективный механизм или хороший аргумент в принятии решения?

А.ЛЕБЕДЕВ: Другого нет. Ну, вот, например, вместе с журналистами «Новой газеты» мы расследовали известную историю с Финансово-лизинговой компанией. Была такая государственная компания, из нее пропало примерно миллиардов 15 государственных денег. Главного фигуранта застрелил наемный киллер в позапрошлом году в ресторане в городе Москве. Там есть уголовные дела, предъявлены обвинения, но денег не нашли ни одной копейки. Кстати, компания до сих пор существует по какой-то непонятной мне причине, хотя, в общем, из нее все изъято и спрятано за границей.

Есть банк «Российский капитал», есть группа банков ВЕФК. Очень смешная группа: 6 банков, где 7-м был банк в Боснии и Герцеговине. И когда они собрали клиентских денег на миллиард, они их все отправили в Боснию и Герцеговину. Хотя, вся страна, ну, вряд ли стоит и половины этой суммы денег. Естественно, потом эти деньги растворились куда-то дальше. Сам главный фигурант Гительсон, по-моему, провел месяца полтора в тюрьме, потом его выпустили под залог и он убежал за границей.

И.ВОРОБЬЁВА: Слушайте, а что вы ждете дальше? Вот будет публикация по этому банку. И?

А.ЛЕБЕДЕВ: Я жду, что меня назначат спецпрокурором по борьбе с коррупцией – я же неоднократно говорил. Мы как-то, по-моему, в студии здесь были с Барщевским.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То есть вы ведете власть к этому решению?

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну смотрите, Бастрыкин недавно с этим же обратился к Путину. Он, правда, назвал это некоей финансовой полицией, которую он и должен возглавить. Ну, во-первых, надо спросить, насколько он для этого человек компетентный. Во-вторых, по-своему он прав, потому что... Ну, я, правда, сначала задействовал механизм парламентских расследований, взял бы хотя бы дело Магнитского и наряду с тем, что делает МВД (гоняется за Браудером), все-таки, поручил бы парламенту расследовать само хищение. Я вот сейчас не хочу говорить, кто прав, кто виноват. Может быть, допустим, нашим доблестным правоохранительным органам удастся доказать, что Браудер либо не платил налоги, либо занимался серыми схемами, хотя известно, что Медведев назвал эти схемы вполне легитимными в свое время. Ну, допустим. Но при этом можете мне объяснить, почему вы такую медвежью услугу окажете власти, вы, правоохранители, почему вы не расследуете хищение 5,5 миллиардов рублей? Недавно кто-то из следователей, которые вели дело Магнитского... Условно я называю всю историю «делом Магнитского», отделяя, на самом деле, отдельные ее блоки.

Оказывается, они, якобы, 700 миллионов рублей арестовали и нашли в банке «Крайний Север» и вернули в бюджет. Но мы кто-нибудь об этом знаем? А можно нам рассказать публично, что вы, полиция примерно, там, добрые 15% всей суммы похищенной уже вернули в бюджет? Нет, они даже это не хотят нам рассказывать.

И.ВОРОБЬЁВА: Слушайте, а вы правда готовы работать на государство в этом смысле?

А.ЛЕБЕДЕВ: Спецпрокурором по борьбе с коррупцией?

И.ВОРОБЬЁВА: Ну, в какой-то такой должности, да.

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, при условии, что все бы расследования, которые мы вели, иногда с «Новой газетой», иногда с другими газетами и, кстати, «Эхо Москвы» публикациями в этом деле помогал. Ну, тогда я принесу всю эту Белую книгу, как это принято называть в европейской истории, вот все эти хищения в банковской сфере и не в банковской, просто скажу «Ребят, здесь вообще все расследовано. Можно дать процессуальные полномочия либо парламентскому расследованию, либо специальному, допустим, институту, который я называю спецпрокуроров по борьбе с коррупцией». Только это должно быть вне нынешней прокуратуры – боюсь, что там ничего не выйдет. И я бы в этом поучаствовал. Вот это было бы болезненное решение. И, наверное, дома у меня с ним бы не согласились как обычно со всеми моими выходками, будь то моя жена или мама. Все, что я делаю, естественно, наталкивается на очень серьезные вопросы и претензии: «Ты зачем это делаешь? Ты, во-первых, портишь все своему бизнесу, ты не думаешь о нас. Это все может для тебя плохо кончиться». Есть такое дело.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Но вы стараетесь как-то аргументировать свои решения внутри семьи?

А.ЛЕБЕДЕВ: Стараюсь.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: И встречаете ли понимание?

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, люди же все равно беспокоятся. И я беспокоюсь. В общем, самое болезненное в этих решениях – это когда думаешь о семье, ну, о близких, да? И это серьезная такая история, которая может тебя там останавливать. Но далеко не всегда меня останавливает.

Ну, скажем, коль скоро я сейчас обвиняемый по тяжкому, особо тяжкому, сложному, запутанному преступлению, которое Следственный комитет расследовал в составе 7 следователей почти 15 месяцев (я имею в виду инцидент с Полонским на НТВ)...

И.ВОРОБЬЁВА: 15 следователей?

А.ЛЕБЕДЕВ: 7 следователей, 15 месяцев. Сейчас уже идет 20 месяцев, но сейчас почему-то прокуратура обжаловала решение суда, чисто технический характер которое носит, там, исправьте процессуальные нарушения. Они взяли, обжаловали в Мосгорсуде, теперь судятся друг с другом, обо мне вообще забыли.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это очень удобно.

А.ЛЕБЕДЕВ: Удобно, но я все время, как бы, на крючке. Я же остаюсь обвиняемым. Плюс, якобы, у меня есть подписка о невыезде, которую я не давал, но они считают, что они ее взяли. Отдельная история, которую мы оспариваем в суде и пытаемся создать прецедент для всех российских граждан очень простой. Это тоже требовало определенного решения, потому что я это делаю не для себя. Друзья мои, не имеют права у вас брать подписку, если вы не находитесь в СИЗО, до суда. Они должны спросить вашего разрешения и согласия – это записано в Токийских правилах ООН. Эти правила должны выполняться в соответствии с нашей Конституцией. Но пока я, правда, пытаюсь обжаловать это решение только в своем случае. А вообще если бы еще несколько тысяч исков было бы подано российскими гражданами, то они побаиваются. То есть у них пока готовности свою гражданскую активность...

И.ВОРОБЬЁВА: Ну, потому что могут (НЕРАЗБОРЧИВО) вообще-то.

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, так тоже нельзя. Ну, так и будет все время. Так вот эта шинель Сталина, Вышинского или Берии так и будет на плечах наших правоохранительных органов, если каждый из нас не будет принимать решений. Вопреки мнению семьи иногда, но что делать?

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Хочу вернуть вас на поляну медиа-бизнеса, потому что вспомнилось мне...

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, это не бизнес, но не важно. Это гражданская ответственность.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Медиа гражданской ответственности. Была же газета «Московский корреспондент».

А.ЛЕБЕДЕВ: Была такая газета.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Которую было принято решение закрыть.

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну да. Но только я ее закрыл до этой известной статьи.

И.ВОРОБЬЁВА: Как это?

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Это был просто неудачный проект?

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну почему? Он был удачный. Газета выходила где-нибудь там на 6-й месяц тиражом 45 тысяч экземпляров каждый день. Но потом мэр почувствовал вообще всю болезненность присутствия для него этой газеты в городе Москве. Сначала нас выкинул из киосков, потом из метро, потом запретил наружную рекламу, потом мы пытались ее раздавать бесплатно на улицах, у нас стали разносчиков забирать в отделения милиции. Все как сегодня, извините, с теми, кто был 6 мая на Болотной. Грубо говоря, он газету просто уничтожил. И мне дальше выбрасывать на это деньги, если у нас нет возможности дойти до читателя, было абсолютно бессмысленно. Я об этом объявил коллективу. Кто-то в коллективе сильно запил. Я уехал на рыбалку в Астрахань. Взяли, написали статью, где там, ну, 95%, ну, ерунды было написано. А потом это все уже в силу каких-то обстоятельство... Вот как, знаете, с Полонским, когда мне предлагает начальник тюрьмы купить тюрьму вместе с Полонским. Так и здесь. Это превратилось в какую-то огромную историю, она до сих пор живет и существует, но она выеденного яйца не стоит.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Слушайте, у вас на рыбалке все время что-то происходит.

И.ВОРОБЬЁВА: Да, кстати.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: То, значит, за вами КГБ приезжает...

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, я вообще так, в свое время был заядлым рыбаком.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А, это вы просто часто на рыбалке бываете.

А.ЛЕБЕДЕВ: В субботу-воскресенье я садился за руль и ехал 650 км далеко за Кострому туда, в район Галича и ловил рыбу, и ехал обратно.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Просто я уже начала бояться, может быть, это какое-то предзнаменование, что как только Александр Лебедев едет на рыбалку, что-то происходит.

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, не всегда.

И.ВОРОБЬЁВА: Ну, как-то вы так «Не всегда». То есть еще были случаи.

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, иногда происходит.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Экстренное возвращение с рыбалки...

А.ЛЕБЕДЕВ: Может, это такой прием, что надо туда спрятаться на рыбалку, чтобы тебя искали. Шутка.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, ладно, ладно. В Лондоне же прятаться...

И.ВОРОБЬЁВА: Я хочу вернуться тоже немножко назад.

А.ЛЕБЕДЕВ: В Лондоне мы тоже. Но там щука, которую мы не отпускали, была большой добавкой к нашему бюджету. Дипломаты и разведчики жили бедно, прямо скажем.

И.ВОРОБЬЁВА: Ого.

А.ЛЕБЕДЕВ: Средние зарплаты были несколько сотен фунтов. Можно было, конечно, чего-нибудь там скрыжить из оперативных расходов, но знаете там...

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы накопили 400 долларов, мы запомнили.

А.ЛЕБЕДЕВ: Да. Но, правда, я привез 2 машины. Одну я купил у бомжа, который, собственно, жил в машине. Немец привез машину из Австралии, руль был неправильный, а он прямо в машине жил. Поэтому чтобы ее вычистить, это надо было...

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Человека оставили без крыши над головой.

И.ВОРОБЬЁВА: Чистка дороже самой машины.

А.ЛЕБЕДЕВ: Одну машину я купил, по-моему, фунтов за 250, другую – за 300. Это были обе Вольво.

И.ВОРОБЬЁВА: Ничего себе. Купить Вольво за 300 фунтов. Клево.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Хорошая сделка.

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, по тем временам это, конечно, покупательная способность была повыше, конечно, в начале 90-х, чем сейчас. Поэтому, может быть, эта машина там... Но были старые.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Я про поляны-то всё. Как мы взяли терминологию полян, я теперь на картофельную поляну. Сельское хозяйство. Откуда пришло такое решение? Тоже как гражданин?

А.ЛЕБЕДЕВ: Главное, чтобы я не признал, что это было неправильное решение.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А что, есть такая вероятность?

А.ЛЕБЕДЕВ: Но как написала «Комсомольская правда» на прошлой неделе (и я, кстати, ей искренно признателен за такой, в общем, серьезный и глубокий анализ), по картошке, вот, я считаю, что я доволен тем, что мне удалось продемонстрировать, к сожалению, пока не прибыль, а результат, что бизнес частный без помощи государства (мы не опирались ни на какие там государственные субсидии, дотации или кредиты, что большая редкость), что он может создать что-то, что, допустим, дает продукт миллионам потребителей. И мы гордимся тем, что это самое большое хозяйство в Европе и, пожалуй, одно из самых современных. И те, кто его видел, ну, вообще сравнивают последние 2 завода с космическим кораблем, который производит, ну, вроде бы, картофельные хлопья. И, вроде бы, так принято считать, что есть Сколково, есть Роснано, а сельское хозяйство – это полная ерунда. Это такой сложный вид деятельности (производственной), что, как бы, относиться к нему надо, ну, уж как минимум на равных с Роснано. Но, к сожалению, вот у нас, видимо, еще с советских времен на генетическом уровне, что сельское хозяйство – это какая-то вообще такая... Большевики уничтожали его столько времени.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Не знаю. Я помню наши поездки в Кировскую область, когда нам показывали новые там какие-то, современные завезенные аппараты. Это, правда, на уровне космического корабля.

А.ЛЕБЕДЕВ: Это вы в коровниках были?

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Ну, мы много где были.

А.ЛЕБЕДЕВ: Там же, в основном, животноводство и молочное направление.

И.ВОРОБЬЁВА: Еда вот эта вот, которая...

А.ЛЕБЕДЕВ: Переработка?

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Нет, там готовят еду, которая там супертехнология заморозки. Полуфабрикаты.

А.ЛЕБЕДЕВ: Интересно, что же это такое? Никита Юрьевич мне не показывал. От меня скрывали, хоть я и депутат Слободского района.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Депутат Слободского района, а про полуфабрикаты не знаете. А мы знаем.

И.ВОРОБЬЁВА: Я хочу вообще совсем вернуться обратно, еще на одну поляну, которую мы не обсудили.

А.ЛЕБЕДЕВ: А какую же мы пропустили?

И.ВОРОБЬЁВА: Поляна называется «Украина и оранжевая революция». Вы там, как бы, исполняли тоже, очевидно, свою гражданскую какую-то...

А.ЛЕБЕДЕВ: А я просто высказал мнение, и оно так, вылетело, как будто бы я там поддерживаю оранжевых. Я сказал, что, может быть, не стоит российским властям так глубоко влезать на чьей-то стороне в эту историю, которая непонятно чем кончится. И по-своему я оказался прав. Отношения наши сегодня с Януковичем далеки от идеальных, Янукович пролетел на первых выборах в 2004 году. Не более того. Я просто считал, что и те, и другие хороши со знаком минус, что, кстати, на своей шкуре до сих пор испытываю там. То есть сначала со мной оранжевые судились по гостинице «Украина» - это известный отель, бывший «Москва» в Киеве. А потом уже Янукович. 9 лет судов. Кончилось это тем, что они считают, что они у меня отобрали половину гостиницы... Они меня к ней не подпускают 9 лет. Я говорю, даже в Зимбабве, наверное, как-то это разрешилось бы попроще – то ли люди бы пришли с дубинами, то ли еще что-нибудь. Но 9 лет... И в январе я подал в Страсбург, в Европейский суд по правам человека, что и требовалось доказать. Не хотелось мне 9 лет. Я, все-таки, там Театр Чехова восстановил, я старался на Украине играть какую-то роль, прямо, образцово-показательного такого иностранного инвестора. Понастроил отелей в Крыму, которые тоже не приносят мне...

Но я когда-то заработал неплохо на украинских ценных бумагах, поэтому у меня какая-то задача была такая вот моральная как-то это вернуть украинскому народу. Но украинский народ, все-таки, не одинок, у него есть правители. Далеки они от идеальных, прямо скажем. Вот, просто так далеки, что даже не знаю, чем это в дальнейшем грозит самому украинскому народу.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А вы вообще видели идеальных правителей (вот, мне просто любопытно) где-нибудь в какой-нибудь стране?

А.ЛЕБЕДЕВ: Томас Мор. Ну, его Генрих VIII казнил, к сожалению.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Что-то вы вспомнили, однако.

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, всякие. Почему?

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Что-нибудь, может быть, из ныне живущих?

А.ЛЕБЕДЕВ: Из ныне живущих? Ну, наверное, куда-нибудь в сторону Сингапура, Ли Куан Ю нам надо посмотреть. Ну, что значит «идеальные»? Скажем, все в сравнении познается. Ну, вот, скажем, период Тэтчер в экономике в Великобритании. Да, жесткие меры приватизации. Они весьма были эффективны. Хотя, потом новое правительство Блэра откорректировало это специальным налогом, помните, windfall tax, налоги, принесенные ветром.

Кстати, Путин в конце избирательной кампании сказал, что он вернется в случае победы к этой теме, налог разовый на приватизацию и залоговые аукционы. Надо это обсудить. Вот, я хотел бы тут это напомнить. Мне кажется, от меня как от члена Народного фронта... Это, кстати, тоже было такое, нелегкое решение.

И.ВОРОБЬЁВА: Кстати, да.

А.ЛЕБЕДЕВ: Я же член до сих пор Народного фронта.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Народный фронт-то силу набирает, Александр Евгеньевич.

А.ЛЕБЕДЕВ: Набирает-набирает.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Надо пользоваться срочно.

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, я, все-таки, не очень конъюнктурный. Я, все-таки, считаю, как считали великие поэты Серебряного века, что, как бы, литератор или журналист – он должен быть, все-таки, от власти так, как-то... Ну, не совсем он туда должен прямо как Никита Сергеевич Михалков, прямо нырять туда.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А Народный фронт – это такое погружение?

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, смотрите. Я вступил односторонне. Я сначала был в списке, недавно я оттуда исчез в конце прошлого года. Там есть какой-то список. Я никакие должности там не занимаю, ни на какие встречи с начальством не хожу как Бабкина, Лахова или там Лысаков. Я пишу там всякие обращения. Ну, например, я зачем пошел на программу НТВ, где произошел вот этот страшный батальный эпизод? Хотя, я не разговаривал с Полонским и поэтому испытывать к нему ненависть в результате политической дискуссии я никак не мог, как это написано в материалах Следственного комитета. Так я пошел только для того, чтобы сказать одну простую вещь, о чем я с НТВ договорился, что вы, пожалуйста, не вырезайте. Они вырезали, естественно. Я сказал «Почему бы вам, господа, не предложить кандидату в президенты Путину в программу включить приватизацию в виде раздачи акций государственных компаний всем гражданам страны через специальные счета в Сберегательном банке? Мы это все с «Ведомостями» очень тщательно просчитали. Поэтому даже не задавайте мне такой смешной вопрос, а будет ли это чем-то отличаться от приватизации 90-х годов? Полностью будет отличаться. И это как раз будет прямое обогащение всех граждан. А те граждане, которые захотят чего-то сразу продать, например, алкоголики и обвалить рынок, который и так, на самом деле, внизу, будут встроены ограничения на эти счета». К сожалению, нтвшники вырезали то, ради чего я туда пришел.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А в Народный фронт-то ради чего вы пошли?

А.ЛЕБЕДЕВ: Вот, ради того, чтобы это вам сейчас рассказать.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А?

А.ЛЕБЕДЕВ: Да.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Нет, подождите. Мы вас звали...

А.ЛЕБЕДЕВ: Я не пошел, я там на периферии. Я, как бы, там числю себя.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Вы себя числите.

А.ЛЕБЕДЕВ: Да.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: А он вас там не числит.

А.ЛЕБЕДЕВ: Я не знаю. Но ели помните, если вы имеете в виду лидера Фронта, то именно на заседании Фронта он охарактеризовал инцидент с Полонским, сказав, что это хулиганство, у нас здесь мирно, они друг другу там чуть что сразу в ухо бьют, представляете, что они сделают, если из-за денег – глотку друг другу порвут. И даже было обещано каких-то афганцев прислать.

И.ВОРОБЬЁВА: Скажите спасибо, что не доктора.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Не Урагвагонзавод.

А.ЛЕБЕДЕВ: Вот, вы обязательно меня подводите под монастырь.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Нет, нет, ни в коем случае.

И.ВОРОБЬЁВА: У меня еще один вопрос короткий.

А.ЛЕБЕДЕВ: Давайте уж я закончу тогда, чтобы не было двусмысленности.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Очень коротко.

А.ЛЕБЕДЕВ: Я думаю, что Путин как и всякий человек, который мог видеть то, что показало НТВ в записи, мог, действительно, это оценить как хулиганство. Но для Бастрыкина это не должно означать, что это характеристика 213-й статьи «Хулиганство», потому что она написана совсем по-другому. Поэтому мне кажется, что в моей истории это абсолютная самодеятельность Бастрыкина как нынешнего сенатора Маккарти.

И.ВОРОБЬЁВА: Минута до конца, 2 вопроса. Вы ведете Twitter, публичное лицо, вы даже отвечаете там людям. Это сложно для вас?

А.ЛЕБЕДЕВ: А какое я публичное лицо? Я отвечаю многим.

И.ВОРОБЬЁВА: Это сложно для вас вести, вот, быть на площадке Twitter’а?

А.ЛЕБЕДЕВ: Не, я даже отвечаю тем, кто, допустим, матом меня там ругает и поливает. Я обычно вежливо отвечаю что-нибудь, как мне кажется, не без иронии. Иногда люди вдруг переходят на «вы» и перестают меня троллить таким грубым способом.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Последний вопрос...

А.ЛЕБЕДЕВ: Ну, это как эксперимент такой психологически. И типа я как скорая помощь такая. Мало ли? Сидит человек злой дома, думает «Дай-ка я гадость какую-нибудь Лебедеву напишу».

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Последний традиционный вопрос: над каким решением сомневаетесь сейчас? Покупать ли тюрьму с Полонским?

А.ЛЕБЕДЕВ: (смеется) Ну, я по библиотеке пока до конца... Нет, знаете, я сомневаюсь по поводу, чем мне дальше в жизни заниматься. Я, действительно, в бизнесе очень много чего свернул. Вот, мне только сельское хозяйство, пожалуй, нравится. А при моей такой вот кипучей энергии мне бы хотелось, конечно... И не смейтесь. Если бы, допустим, Народный фронт согласился со статьей Иноземцева сегодня в «Ведомостях», я вполне мог бы там и серьезно поучаствовать. Тем более, что моя программа работы в Народном фронте, она вся написана. Часть я тут у вас рассказал, часть я описал в письмах. И в этом смысле мне кажется, что нам в стране все равно предстоят очень большие перемены и надеюсь, не к худшему.

И.ВОРОБЬЁВА: Мы тоже надеемся и будем следить за тем, какое решение вы в результате примете. Спасибо большое.

А.ЛЕБЕДЕВ: Спасибо вам большое.

И.ВОРОБЬЁВА: Это была программа «Разбор полета», предприниматель Александр Лебедев был у нас в эфире.

Т.ФЕЛЬГЕНГАУЭР: Всем счастливо.