С коррупцией нужно бороться как с мировым злом – усилиями группы передовых стран. Тогда это приведет к самой мощной ненасильственной революции на планете

Основные предпосылки для нее возникли еще в 1970-х годах. Неолиберальный подход к экономике в развитых странах и формирование информационного общества вызвали новый виток социального неравенства. Общество стало более толерантным к сверхбогатым людям. Широкое распространение получила практика офшорных юрисдикций, легитимизировавших масштабный уход от налогов. В мире появились десятки – бедных и недемократичных – независимых стран, где (как и в нынешней России) использование государственных должностей для личного обогащения стало самым успешным бизнесом. Как следствие, коррупция стала превращаться в глобальную проблему.

С какой коррупцией стоит бороться?

На мой взгляд, чтобы эффективно бороться с коррупцией, следует разграничить мелкие злоупотребления на бытовом уровне и использование государственной власти в личных целях – иначе говоря, разделить низовое взяточничество (bribery) и коррупцию (corruption) в собственном смысле этого слова.

Я боюсь столкнуться с непониманием, но как экономист замечу: готовность лиц, от которых зависит благосостояние и бизнес граждан – администраторов, врачей, дорожных полицейских, клерков, проверяющих и т.д., – брать взятки за несоблюдение тех или иных формальностей в большинстве неразвитых стран (в том числе и в России) скорее… помогает людям, чем вредит им. Сомнительность принимаемых законов требует «необязательности их исполнения», и плата за это менее опасна для граждан, чем неукоснительное соблюдение подчас невыполнимых норм. Часто говорят, что объем низового взяточничества в развивающихся странах достигает 4–6% ВВП, но я не уверен, что его отсутствие стимулировало бы хозяйственное развитие. Более того, борьба с подобным взяточничеством способна парализовать каждодневные бюрократические процедуры, ввергнув социум и экономику в окончательный ступор.

Важно понимать и то, как используются коррупционные доходы. Да, взятки помогают нечистым на руку клеркам жить лучше многих сограждан. Однако большинство таких «мелких сошек» тратят полученные деньги на покупку недвижимости, автомобилей – иными словами, обеспечивают себе и своим близким более высокий уровень потребления. Это означает, что практически все неправедно нажитое тратится или инвестируется в собственной стране, перераспределяется от текущего потребления в пусть и не производственные, но национальные инвестиции. Взяткополучатели такого рода – люди низкой социальной мобильности, считающие, что «жизнь удалась».

Совсем по-другому выглядит коррупция настоящая, в буквальном понимании этого слова. Важнейший ее признак – не только продажность представителей власти, но и их непосредственное участие в создании системы, позволяющей обогащаться дальше. Эта коррупция, в отличие от низового взяточничества, искажает цели страны, обусловливает расходование ресурсов на решение ложных задач, дезавуирует цели государственной службы, извращает мотивацию людей, укрепляет местничество и непотизм. Более того: она связана с финансовыми потоками такого объема, которые почти никогда не локализуются в пределах государственных границ, что открывает шлюзы для утечки капитала. Если низовое взяточничество почти всегда «национально», то коррупция этого уровня, к сожалению, является глобальной по определению.

На мой взгляд, только с такой коррупцией и стоит бороться. Низовое взяточничество почти непобедимо, и борьба с ним порой требует средств, превышающих потенциальные выгоды. Кроме того, именно противостояние коррупции как глобальному явлению способно консолидировать усилия развитых и неразвитых стран, в то время как попытки «самоочищения» на локальном уровне обычно приводят лишь к смене политических фигур, но не к снижению масштабов злоупотреблений.

Коррупция сталa всемирной проблемой с того времени, как развивающийся мир начал выходить из самоизоляции эпохи «холодной войны». В 1990-е годы «неожиданно» выяснилось, что у власти не только в относительно успешно развивавшейся Индонезии, но и в абсолютно нищем Заире находились люди, державшие на офшорных счетах до $6 млрд. Россия в 1990-е и особенно в 2000-е годы стала образцом коррупционных практик, в результате чего во власти оказались сосредоточены самые состоятельные люди страны. Масштабы присвоения национальных достояний, которые открылись после антирежимных переворотов в Тунисе, Ливии, Египте и Украине, поражали воображение. В итоге поток частных средств из развивающихся стран в банки стран развитых, не превышавший в середине 1990-х годов $70 млрд в год, к началу 2010-х достиг $1 трлн.

В западных странах начало складываться мощное лобби в лице юристов, выступающих номинальными собственниками офшорных компаний; финансистов, оказывающих иностранным вип-клиентам услуги private banking; риелторов, помогающих им покупать лучшую недвижимость. Это лобби активно противодействует принятию законов, направленных на борьбу с отмыванием денег, находит лазейки для коррупционеров, создает новые формы прикрытия реальных бенефициаров огромных состояний. Многим государственным деятелям начинает казаться, что смешение политики и бизнеса – вещь допустимая, а то и чуть ли не естественная. В результате может статься, что  «импорт коррупции» поспособствует  деградации классических институтов западной демократии.

Кроме того, коррупция порождает войны и нестабильность по мере появления все большего числа failed states. Коррупция региональных властей Конго и Судана потворствовала гражданским войнам, опустошавшим эти страны в 2000-е годы. Злоупотребления властью и личное обогащение стали основным фактором, запустившим механизм «арабской весны», на долгое время дестабилизировавший Северную Африку. Наконец, коррупция на Украине в последние годы не только спровоцировала «февральскую революцию» в Киеве, но и подпитывает мятеж на востоке страны, ставший возможным вследствие коррумпированности назначенных Виктором Януковичем местных силовиков и финансирования сепаратистов в том числе и из вывезенных в Россию миллиардов ранее свергнутого президента.

Россия: масштабы коррупции и методы борьбы

Российская коррупция уникальна. Во-первых, Россия – рентная экономика, зависящая от природных ресурсов. Распределение ренты как основная задача государства порождает правящий класс, озабоченный не созданием условий для развития страны, а максимальным личным обогащением в ходе распределительного процесса. Это проявляется в курсе на еще большее огосударствление экономики – и создает механизм бесконечной коррупции.

Другой особенностью России является специфика ее элиты, которая состоит не из соперничающих групп, а из монолитного паразитического класса, где один статус конвертируется в другой за деньги и влияние. Вовсе не случайно, что среди российской политической элиты так много лиц, открыто или тайно имеющих высокие воинские звания; неудивительно, что больше половины наших депутатов и министров стали кандидатами и докторами наук; нет ничего странного, что бизнес- и политическая элита практически слиты. В России не существует ничего, что определяет принадлежность к «элите», кроме личного состояния; другие (кроме финансовых) карьерные стимулы здесь отсутствуют. Именно поэтому в России борьба с коррупцией никогда не будет начата сверху.

Борьбу с коррупцией в клептократиях, на мой взгляд, может инициировать только позиция остального мира, дающая понять таким странам, что к ним относятся как к настоящим изгоям.

Как выглядела бы стратегия действий

Задумываясь о всеобъемлющей стратегии борьбы с коррупцией, следует учитывать три момента. Во-первых, основным объектом борьбы необходимо сделать системную коррупцию, которая имеет серьезное международное измерение. Во-вторых, инициатором борьбы должны стать не гражданские активисты внутри пораженных коррупцией государств, а внешние силы, относящиеся к коррупции на мировой периферии как к угрозе, способной подорвать развитие их собственных обществ. В-третьих, борьба должна быть направлена на то, чтобы расколоть прокоррупционную сплоченность элит развивающихся стран и создать внутри этих государств существенную напряженность. Борьба с коррупцией должна превратиться из этического и ценностного «выбора» в функциональный процесс.

Как можно запустить этот процесс? Сегодня среди «некоррумпированных» стран (условно – это 20 первых позиций в  Индексе восприятия коррупции ) находятся 12 стран Европы (из них восемь членов ЕС), Канада и США, Австралия и Новая Зеландия, а также Япония, Сингапур и Гонконг. На эти государства приходится 57% мирового валового продукта, 70% международной торговли; они являются крупнейшими глобальными инвесторами – иначе говоря, их статус более чем достаточен для того, чтобы не только выступать с подобной инициативой, но и решительно претворять ее в жизнь.

В центре проекта должно быть заключение Антикоррупционной конвенции, участники которой могут сформулировать единые нормы борьбы с коррупцией в своих странах, создать наднациональный орган по борьбе с отмыванием денег, учредить неподконтрольные отдельным государствам следственный аппарат и полицейские силы и суд, обладающий глобальной юрисдикцией по образцу Международного уголовного суда. Задачей выступала бы борьба за упорядочивание финансовой деятельности в странах – подписантах конвенции.

Этот процесс имел бы и обратную сторону. Смысл заключения конвенции состоял бы в жестком ограничении финансовых транзакций любого типа с государствами, не присоединившимися к ней. О какого рода ограничениях могла бы идти речь? Например, гражданам таких стран можно запретить открывать счета в банках стран-подписантов, покупать или учреждать компании, приобретать недвижимость и владеть иными активами. Ограничения не следует распространять на торговые отношения – задача состоит лишь в том, чтобы четко и ясно показать гражданам «неприсоединившихся» государств, что без участия в борьбе с коррупцией приобщение к образу жизни западных стран невозможно. Нельзя не только быть в своей стране коррупционером и вором, а за границей – принципиальным и честным предпринимателем; нельзя даже происходить из государства, которым управляют клептократы и коррупционеры, и в то же время пользоваться возможностями, которые предоставляет мир, десятилетиями живущий по иным правилам.

Принципиальной особенностью такого предложения выступает его инклюзивность. Конвенция должна быть открыта для присоединения к ней без всяких условий – новые участники должны лишь признать общие правила борьбы с коррупцией и согласиться с тем, чтобы на их территорию распространялись права международных следователей и полицейских, а также на то, что их граждане могут становиться объектом преследования за коррупционные преступления и что они не могут рассчитывать ни на какие иммунитеты. Любое государство, готовое ограничить свой суверенитет ради победы над коррупцией, свободно стать частью глобального антикоррупционного движения.

Такие методы борьбы могут показаться радикальными, но на предложения подобного рода начинают обращать внимание. Их, в частности, с интересом выслушали от российского бизнесмена, главы Национальной резервной корпорации Александра Лебедева на 32-м Международном симпозиуме по экономической преступности в Кембридже в прошлом сентябре, описание некоторых деталей схемы в  журнале Foreign Affairs  (Alexander Lebedev, Vladislav Inosemtsev, «The Case for a Global Anticorruption Pact: Grappling with Graft») также вызвало живую дискуссию.

Что произойдет, если подобная схема заработает? Мир разделится на две части: на страны, «живущие по правилам», и на страны, не готовые их принять. Государства, где коррупционеры составляют политическую и экономическую «элиты» страны, не присоединяются к конвенции. В свою очередь, страны-подписанты проведут у себя инвентаризацию всех счетов в банках, принадлежащих гражданам и компаниям этих государств; всех владеемых ими объектов недвижимости; а также всех их долей участия в своих корпорациях. После определенного срока сведения о таких активах делаются публичными, и их владельцам рекомендуют продать их в течение следующих, например, двух-трех лет и репатриировать средства в свои родные страны.

По сути, произойдет выдавливание награбленного – принудительное возвращение «блудных детей» на их исторические родины. Эта схема представляет собой экстремальный вариант той «национализации элит», о которой так много говорит президент Путин – только инициируемый не самими этими элитами и только на словах, а международным сообществом и на деле. Разумеется, это породит колоссальное сопротивление в самих развитых странах – но потери «грязных» денег не будут критичным фактором для основных мировых экономик.

Что может произойти в странах, чьи правительства откажутся присоединиться к конвенции? С одной стороны, коррупционеры всех мастей в России, на Украине, в Нигерии или Пакистане осознают, что они не могут чувствовать себя в безопасности – если их злоупотребления выйдут на свет, они уже не затаятся в Европе или Америке. Первым следствием станет реформирование судебных систем в коррумпированных странах – элитам потребуется легализовывать собственность у себя в стране, а не за ее пределами. Это подведет черту под эпохой грабительского первоначального накопления и экономики преференций. «Вертикаль власти» перестанет быть «вертикалью кристаллизации» коррупционных доходов.

С другой стороны, возникнет и начнет набирать силу общественное движение в поддержку присоединения подобных стран к конвенции. При этом оно получит поддержку бизнеса: вы могли заработать свое состояние (относительно) честно, так почему же вас приравнивают к коррупционерам и лишают возможности провести старость на Лазурном Берегу? Этому движению гарантирована и поддержка среднего класса, не понимающего, почему он должен жертвовать своими мечтами во имя благополучия коррумпированной власти. Все движения против коррупции фокусируются на одном требовании к власти: подпишите конвенцию! Если «закрыть» в стране самостоятельных и активных граждан, которые хотят самореализовываться не только в воровстве, систему разнесет так же, как взрывается вскипяченная консервная банка, как взорвался четверть века назад Советский Союз.

Разумеется, предложенная стратегия не сможет заставить измениться все государства, порожденные коррупцией. В большинстве из них коррупционеры-«патриоты» сохранят свою власть. Задача лишь в том, чтобы склонить в пользу радикальной борьбы с коррупцией население (если значительная часть его уже привыкла к западным стандартам потребления). Итогом применения такой стратегии может стать самая мощная ненасильственная революция, которую только возможно себе представить.

Владислав Иноземцев - Доктор экономических наук, директор Центра исследований постиндустриального общества